Испытание истиной - Страница 5

- Елки-палки, - сказал Сергей Яковлевич, чувствуя, что лицу стало жарко, а сердце бьется тяжело и гулко. - Да ведь это же...

Кaк уже говорилось, мелькнувший в показаниях Алютина факт о прорытой между озером и Тоболом канаве для ловли рыбы вершей не занял внимания следователя - как не занимают нас вещи, малоотносящиеся к нашим прямым целям. И только теперь, глядя на снимки аннигиляционной "борозды", он отчетливо понял, что она и есть тот самый прорытый Алютиным и Калужниковым канал. Действительно: он находился в самом узком месте перешейка между рекой и озером, вел к реке по кратчайшему расстоянию... да и вообще иных канав между Тоболом и озером на снимках местности не было!

"Да-а... - Нестеренко потер лоб ладонью. - Вот так финт! Всем финтам финт. Выходит, не разобрались ученые?.. - Он облокотился на журнал, уставился на шумевшую под балконом улицу. - Ну конечно: кузнец таился, помалкивал - как бы за озеро отвечать не пришлось. Калужников погиб. Потом эксперты составили "Заключение", собрали материалы, вернулись в свои институты - и пошла писать губерния! И я сглупил, надо было сразу переслать им копию показаний Алютина. И в голову не пришло! Да и то сказать: ведь это они выезжали на место происшествия, не я. Что же мне их из Ново- двинска поправлять? Сами должны были разобраться. А где ж им вникать во всякую прозу? Они - ученые, люди возвышенного образа мыслей... Скандал!"

Сергей Яковлевич еще раз перечитал статьи. Да, выходило, что наиважнейший довод в пользу того, что тобольская вспышка произошла от падения антиметеорита, а не от иных причин, - "аннигиляционная борозда". Канал имени Калужникова и Алютина. "Да как у них все гладко выходит: и вес, и плотность, и скорость, с которой метеорит прилетел из созвездия Дракона! (А ведь и у меня все гладко вышло, никаких вопросов со стороны суда. И я не лучше сработал?!) Простой, но если "борозда" ни при чем, то что же там было? Да, да, юридически все правильно: были угрожающие жизни обстоятельства вспышка. Но отчего вспышка? Отчего погиб Калужников?"

На следующее утро, придя в прокуратуру, Нестеренко затребовал из архива дело Калужникова. И теперь, чем более он вникал, тем яснее ему открывались не то чтобы несообразности, а невероятности в истории с его исчезновением.

Так он добрался до блокнотов, перечел их. Тогда, в январе, следователь при оценке заметок погибшего исходил из деликатно, но определенно высказанного доктором Кузиным мнения, что они - блажь. Самое большее, что выжал из них при таком подходе Нестеренко, - это то, что Калужников, увлекшись своими идеями, бросил институт и изменил привычный образ жизни; в конце концов, это было его личным делом. "Ну а если они - не блажь? - думал теперь Сергей Яковлевич, разбирая торопливые фиолетовые каракули и отчеркивая интересные места. - Если Калужников был прав в своей "шальной" идее?"

И к концу обеденного перерыва (его Нестеренко и не заметил) в душе следователя стала пробуждаться догадка. Догадка логичная и в то же время настолько дикая, настолько - под стать идее Калужникова - сумасшедшая, что Сергей Яковлевич даже в уме убоялся выразить ее словами. Он чуял, что это возможно - да что там возможно! - что факты дела именно в этом связываются в непротиворечивую версию; но ум его, воспитанный на обычных знаниях и представлениях, выталкивал из себя такую догадку, как вода каплю масла.

"Что же делать? - растерянно думал Нестеренко, складывая блокноты в папку. - В конце концов, это не по моей части... Но и оставить без последствий все после того, что я теперь знаю и понял, нельзя. Посоветоваться с начальством? А что здесь почувствует начальство!? Оно посоветует обратиться к ученым. Так это я сделаю и сам!"

ВТОРАЯ БЕСЕДА НЕСТЕРЕНКО И КУЗИНА.

Институт теоретической физики находился на окраине города, возле Демиевского лесопарка. Это старое помпезное здание имело четыре этажа в центре и по три на крыльях. Высокие и узкие арочные окна, лепные звериные хари над ними, четыре колонны, подпирающие треугольную крышу над главным входом полутораэтажные дубовые двери с фигурной резьбой, голубоватая штукатурка - словом, XVIII век, смесь рококо и коммерческого ампира. Нестеренко быстрым шагом прошел вестибюль, поднялся по лестнице с полустертыми ступнями на третий этаж и двинулся по экономно освещенному коридору, читая таблички на дверях.

Кабинет Кузина оказался в конце коридора, у торцевого окна, выходившего на Демиевский лес. Виталий Семенович умеренно изумился появлению следователя. Он поднялся из-за письменного стола (старого, громоздкого, с резными узорами, под стать зданию), душевно поздоровался и сел напротив Нестеренко за приставной столик, тем как бы отстраняясь от своего начальственного положения. Кабинет по обстановке мало отличался от комнаты, где работал следователь: стол, стулья, шкаф с книгами, сейф, блеклые портьеры на окнах. Налет интеллектуальности создавала небольшая линолеумная доска в простенке да портреты Нильса Бора и Эрнста Резерфорда - двух стариков с насупленными лохматыми бровями и одухотворенными взглядами.

Секунду Кузин и Нестеренко выжидающе смотрели друг на друга.

- Так что у вас ко мне... простите, не запомнил вашего имени-отчества? - первым мягко нарушил молчание Виталий Семенович.

- Сергей Яковлевич я, и у меня вот что, - Нестеренко решил сразу брать инициативу в свои руки. . - В одном важном пункте вы оказались не правы, Виталий Семенович: Калужников покинул институт и Новодвинск именно в связи со своей "сумасшедшей" идеей. Это определенно следует из записей в его блокнотах, которые мне переслали из Усть-Елецкой. - И он, развязав папку, выложил на столик блокноты.