Испытание истиной - Страница 15

"Да и что это за истина такая, которую можно только почувствовать, а выразить нельзя? Научные истины должны быть признаны. А чтобы их признали, их надо именно выразить - словами или графиками, уравнениями или неравенствами... иначе никак. Нет. Нет, нет и нет! С переменностью частиц могу согласиться, даже с общей идеей волнения материи могу, а с этим... с "пониманием" - никак. Не стоит и принуждать себя".

Виталий Семенович еще раз перебрал в уме записи Калужникова - и не увидел логики в его поступках. Вот он, Кузин, человек не глупее, не хуже Калужникова - разве бросил бы из-за осенившей его идеи (какая бы она ни была!) институт, товарищей по работе и творчеству, презрел бы жизнь цивилизованного человека, подался бы бродяжничать... чтобы "проникнуться"? Что бы он этим доказал? Что этим можно доказать?! Нет в этом правоты.

В четверг у Виталия Семеновича было достаточно времени, чтобы сформулировать и отшлифовать свое мнение. И когда в пятницу утром явился следователь, то Кузин, твердо и ясно глядя в его глаза, сказал, что изучил блокноты и понимает, к какой необычной версии склоняется уважаемый Сергей Яковлевич; эта версия делает честь его воображению. Но поддержать его не может: последние идеи покойного Калужникова - очевидный для любого физика бред... Idee fixe. Как ни жаль, но надо все-таки допустить, что Дмитрий Андреевич именно свихнулся на них. Отсюда и поступки.

Нестеренко был ошеломлен, огорчен и даже пытался спорить:

- Ну, как же, Виталий Семенович!.. Ведь была вспышка. И произошла она именно там, где находился Калужников. А антиметеорит-то не падал, это же мы с вами прошлый раз ясно установили!..

- Да почему же ясно, Сергей Яковлевич? Мне вот как раз это не совсем ясно, не убежден я, что метеорит не падал... Ну, с аннигиляционной "бороздой" эксперты дали маху, согласен. Плохо опросили жителей. Однако уточнение, что "борозда" - вырытая людьми канава, не перечеркивает версию метеорита, Сергей Яковлевич, нет! Он ведь мог и не долететь до земли, а сгореть на определенной высоте над этим местом. Картина при этом останется той же: тепло- световая вспышка, остеклованность почв, радиация... Ведь и в "Заключении" речь идет не о центре, а об эпицентре вспышки, если помните. Это разные вещи. Так что здесь возможны варианты толкований.

Нестеренко глядел на Кузина во все глаза: "Ну и ну!"

- А как насчет веса, состава и скорости метеорита? Их ведь вычислили по "параметрам" канавы! - Он не хотел сдаваться без боя. - И точку неба, откуда метеор якобы прилетел, по ним же.

- Н-ну... по-видимому, и в этом вопросе несколько оплошали - правда, не наши эксперты, а сэр Кент с сотрудниками. Хотя в принципе нельзя оспорить, что антиметеорит был и массивным, и довольно плотным: с одной стороны, целое озеро испарилось, а с другой - почва оплавлена локально. - Кузин сам почувствовал шаткость своих доводов и поспешил заключить: - Это все уже второстепенные детали, они сами ничего не доказывают и не отменяют.

Минута прошла в неловком молчании.

- Ну а блокноты и показания Алютина я им все-таки перешлю, - сказал следователь. Он взял папку, встал.

- Конечно, перешлите. Ваш долг, так сказать... Но... хотите знать мое мнение? Ничего не будет.

- Почему? - угрюмо спросил Нестеренко, поглядывая на дверь: ему, по правде говоря, вовсе не хотелось знать мнение Кузина, а хотелось только скорей уйти.

- Понимаете, если бы это попало к экспертам в самом начале, когда они расследовали тобольскую вспышку, то сведения оказались бы кстати.Показания насчет канавы даже несомненно повлияли бы на выводы комиссии. А теперь нет. Упущен момент, Сергей Яковлевич, еще как упущен-то! Уже сложились определенные мнения, по этим мнениям предприняты важные действия: конференции, доклады, книги...

Виталий Семенович видел, что Нестеренко разочарован и огорчен беседой, - и то, что он нехотя расстроил этого симпатичного парня, было ему неприятно. Он старался скрасить впечатление чем мог.

- Нет, пошлите, конечно, - он тоже поднялся из-за стола. - Ну-с, Сергей Яковлевич, пожелаю вам всяческих успехов, приятно было с вами познакомиться. Если еще будут ко мне какие-либо дела, я всегда к вашим услугам.

Последнее было сказано совершенно не к месту. Виталий Семенович почувствовал это и сконфузился. Они распростились.

...Настоящий, стопроцентный трус - он потому и трус, что ему никогда не хватает духу признаться себе в своей трусости. Он придумывает объяснения.

ЭПИЛОГ.

Некоторые предположения о гибели Калужникова.

Ужаснись, небо, и вострепещи,

земле, преславную тайну видя!..

Протопоп Аввакум,

послание святым отцам.

Теплый ветер колыхал траву. Калужников шагал по степи в сторону Тобола, рассеянно смотрел по сторонам. Зеленая, с седыми пятнами ковыля волнистая поверхность бесконечно распространялась на восток, на север и на юг; с запада ее ограничивали невысокие, полого сходящие на нет отроги Уральского хребта.

...Ему уже не требовались ни карандаш, ни бумага. Ему уже не требовалось думать. Просто - впитывать через глаза, уши, нос, кожу, через сокращение мышц, прикосновения ветра к щеке и волосам все, что существовало и делалось вокруг. И разница между "существовало" и "делалось" стерлась для него: покой материи был проявлением согласованного движения ее - и сам он был в этом движении. И стекающие в степь Уральские горы, и белое облако вверху, похожее на пуделя, и колыхание ковыля, и неровности почвы, ощущаемые босыми ступнями - все имело свои ритмы, все раскладывалось на гармоники ряда Фурье... хотя и он позабыл и думать о ряде Фурье и иных математических построениях. Все было проще: запомнить, впитать в себя все так, как оно есть, не истолковывая и не приписывая ничему скрытые смыслы. И потом ночью, на сеновале или в степи под звездами, все наблюденное и впитанное само складывалось в свободную - сложную и гармоническую - картину волнения.